ДВЕНАДЦАТЬ ЛУН (часть 3-я)

***

Возвращаясь домой, Регина заметила вдоль дороги необычно много машин ДПС и патрульных в прямой видимости друг от друга. Они перекрывали поперечные и примыкающие дороги, пропускали мимо светофоров на красный и отводили в сторону грузовики. Сообразив, что все это творится неспроста, Регина попросила шофера притормозить у очередного патруля и опустила стекло.

- Господин майор! – обратилась она к старшему. – Подскажите, пожалуйста, не перекрыт ли въезд в город на Волоколамское?

- Не останавливаться! – заорал майор, вытянув в сторону руку с жезлом.

- Позвольте, но…

- Дама! Пошла! Давай отсюда! Быстро!

- Командир, спокойнее! – внушительная сдержанность Марка произвела на патрульного нужное впечатление.

- Проезжайте! Ничего не перекрыто. Нельзя останавливаться.

Марк сам поднял оба правых стекла. Регина вжалась в угол между сидением и дверью.  Шофер, обычно молчаливый, сказал: «Хамло!»

Марк дважды, с перерывом в несколько минут, оглянулся и, заметив, что картина не меняется, посоветовал, словно команду отдал:

- Регина, остынь!

Через несколько минут их обогнала светлая «БМВ» с флажковым номерным знаком в сопровождении джипа. Из джипа справа была высунута рука, размахивающая полосатым жезлом. Обе машины неслись по встречной со скоростью явно большей ста двадцати, отгоняя всех со своего пути на обочины, как мух поганых. Сколько их было видно, они улетали вперед, ни на секунду не притормаживая.

- Блядь!

Марк и шофер оглянулись от неожиданности.

- Блядь! Долбанная, проклятая страна! Здесь всех рожают на свет выблядками! Всех надо стерилизовать, сразу, с младенчества! Чтоб не плодилась эта мразь!

- Регина, – Марк спокойным и тихим голосом попытался сбить начинающуюся истерику. – Они не стоят… такого внимания.

- Марк! Кто, по-твоему, это был? Президент? Премьер-министр? Кто?! И те могли бы ездить как все люди во всех странах! Но это-то – кто?!

- Думаю, какой-нибудь депутат. Может – префект. Да, кто угодно может быть, их тысячи.

- Вот именно! Тысячи уродов в машинах с флажками! Десятки тысяч таких же уродов у них на службе! Еще сотни тысяч уродов лижут тем и другим жопы! И остальные сто сорок миллионов мечтают этим заняться!..

Марк краем глаза глянул на лицо шофера – тот почти безразлично смотрел вперед, но губы его слегка улыбались.

Марк мысленно призвал на помощь Бога и весь потенциальный запас красноречия.

- Каждый обычный человек нарывается на обычное хамство по десять раз в день. Никто не удивляется этому. И даже никто этого не замечает. Сто сорок миллионов никому ничего лизать не мечтают. Но не умирать же им всем от инфарктов? Они на этих уродов плюют и живут себе дальше. Нормальным людям нервы надо беречь. Пригодятся.

Регина успокоилась. Голос Марка намекал ей, главным образом, на то, что поведение ее несколько выходит за рамки. Ей стало неловко.

- В том-то и дело. Все привыкли к хамству как к норме. И те, кто терпит, и те, кто хамят. А этот, в «БМВ», он, может, и не понимает, что он – хам?

- Точно, – согласился Марк. – Он не понимает.

Регина подумала, что вот это бы рассказать князю Ивану. И не только это – многое сразу припоминалось: и гаишники, стоящие только в тех местах, где можно деньги вымогать, а не там, где нужно помочь движению. И столоначальники всех милицейских, визовых и паспортных служб – у тех наготове все способы вымучивания из народа взяток.

Да, мало ли!

Вон домик в соседнем с отелем переулке разрушили, памятник архитектуры восемнадцатого века. Пару месяцев назад табличку сняли. Огляделись – как воры – и тихо срыли в один день. Что, без разрешения власти? Или, все же, она его дала, за некоторое вознаграждение? Рассказать и спросить, на что он, собственно, здесь, в России, надеется?

И только тут ей пришло в голову, что Иван не может этого не знать. В отличие от нее, всегда отдыхающей, Ивану как раз именно с этими людьми приходится иметь дело изо дня в день. Именно с ними он договаривается, их уговаривает  и просит, их подписи собирает – таких же префектов-депутатов, как этот, в «БМВ»! Что он там говорил о взятках?..

Значит и его, князя Ивана, Рюриковича, внука родной племянницы и крестницы последнего русского царя, родственника английской королевы – и его они, эти скоты, вынудили перед собой унижаться?! И он терпит это? Молчит и терпит? Что не уезжает, не бросает все – ладно, это понять можно. Но почему никогда об этом не говорит?

***

Все, о чем оскорбленная Регина догадывалась по дороге в Москву, составляло лишь малую часть трудностей князя Ивана. Первое время приходилось особенно тяжело. Постепенно пообвыкся, притерся к местным, мягко говоря, особенностям, которых, признаться, даже не имея иллюзий относительно своей исторической Родины, не ожидал.

Князь действительно никогда не жаловался – некому было жаловаться, никто его сюда не зазывал. Напротив, он звал сюда всех, кто имел хоть малое желание быть полезным России. А потому за почти десять лет позволил себе вслух лишь полушутливые сетования на особую твердокаменность российской бюрократии, впрочем, всегда прибавляя, что французская бюрократия нравится ему ничуть не больше. Но временами приходилось признаваться втайне самому себе, что российской бессмысленности и беспощадности аналогов в мире нет.

Чуть больше двух лет назад он снял маленький офис во дворе на Тверской-Ямской. В трехэтажном, довоенной постройки, здании две небольшие комнатки, из которых одна служила условно кабинетом, а в отсутствие князя – рабочим местом компьютерщика. Все устраивало, и договор был продлен в прошлом году на три года вперед. Но месяц назад пред светлые очи князя явилась администрация здания с неожиданно сформулированным предложением.

«Значит так!» – сообщили визитеры, мы, мол, тут свою работу сворачиваем, и вам нужно съехать отсюда в течение двух недель.

«Значит, так», – в свою очередь ответствовал им князь, впрочем, гораздо вежливее изложив свои соображения о том, что ему лично ничего такого не нужно. Срок аренды истекает через двадцать один месяц, о чем свидетельствует подписанный сторонами договор, и нет никаких видимых причин для его одностороннего расторжения. Все остальные их предложения он готов рассматривать в порядке, определенном этим самым договором.
Визитеры переглянулись, посоветовали съезжать по-хорошему и ушли.

Кроме князя, никто из снимавших помещения артачиться не стал. Уже назавтра все соседи начали упаковывать пожитки. Ругались, чертыхались, но спешно искали новые места и съезжали. Труднее всего было соседу справа – он занимал пол этажа, поиск офиса таких размеров должен был занять не один день. Он-то и зашел к князю за рюмочкой  чая открыть глаза на происходящее.

Владелицей строения являлась одна известная в Москве бизнес-дама, жена еще более известного и очень влиятельного мужа. Дела ее шли всегда успешно, она повсюду выигрывала тендеры и вот недавно, весьма кстати, добилась совершенно дармового отвода земли под этим невзрачным трехэтажным строением. Ну и, разумеется, время уже поджимало, нужно было срочно, до начала холодов, вырыть здесь котлован под двухъярусную стоянку и начать возводить стены. Уже и проект готов, и квартиры распродаются инвесторам.

- Какие квартиры? Тут же стены со всех сторон, даже днем темно! – удивился князь, для убедительности показав рукой в окно.

- Ну и что? В них, может, никто жить и не будет. А основная прибыль – гаражи, офисы внизу и пентхаус. Построят этажей десять – сверху будет вид на Кремль. Уйдет не меньше пяти тысяч за метр. Или больше. Еще и очередь будет стоять.

- Ну, хорошо. Допустим, ее можно понять, – подумав, согласился князь. – Но почему таким способом?

- А каким? – удивился сосед.

- Почему она сама не пришла? Объяснила бы, предложила бы свои отступные условия? В конце концов, ей же нужны будут арендаторы в новом помещении, или соинвесторы? Не исключено, что мы пошли бы ей навстречу.
Сосед посмотрел на князя, как на неразумного младенца.

- Да ничего ей не нужно! Вы, Иван Александрович, как ребенок, ей-Богу. Все у нее есть. И соинвесторов – как собак на улице. Таких, что не нам чета. Будет она приходить сюда к нам, как же! Отступные условия! Смеетесь? Она и задаром все получит, зачем тратиться.

- А вот  – не получит! – разозлился князь. – Мы съезжать не станем! Закон на нашей стороне. И придется ей два года ждать!

Сосед обреченно вздохнул.

- Ну, Бог в помощь, как говорится! Боюсь только, ничего у вас не получится. Зря намучаетесь. И закон не поможет. Начнутся перебои с водой, с электричеством. Работать все равно не сможете. А она ждать два года не будет. И двух месяцев не будет ждать. Попомните мое слово: через пару месяцев на этом месте в любом случае  будет стройплощадка.

- Но я по своей воле не съеду! – не сдавался князь. – А, значит, ей придется со мной разговаривать!

Сосед снова вздохнул и отрицательно покачал головой.

- Не придется. У нее есть другие варианты. Например, дом затопит вышедшая из строя канализация. Или он сгорит. От замкнувшей проводки. Доказывайте потом, что это не так! Строение-то старое…
Но князь посчитал себя не лыком шитым и на попятную идти не собирался.

Через неделю он нашел здание полностью обесточенным.

В администрации ему мило улыбнулись и развели руками: авария, знаете ли, мы здесь совершенно не при чем!

Князь Иван отпустил сотрудников и вызвал аварийную службу. Те приехали и даже в чем-то ковырялись дня четыре. На пятый день исчезли. Он снова принялся звонить. Без пояснений ему сообщали, что причину устранить не представляется возможным и бросали трубку. Он снова зашел в администрацию.

Там за пустым столом сидели и весело болтали все те же его «визитеры» – мужчина и женщина. Все так же, не пряча довольных улыбок, они сообщили ему, что все арендаторы по собственной воле досрочно расторгли договора ввиду ветхости и непригодности строения, поставив владельца перед необходимостью принятия мер. Посему, если он, Иван Александрович тоже захочет так поступить, то никто к нему претензий иметь не будет.

- Послушайте, господа! – ответил им князь. – Чтобы вам не показалось, что людей можно устранять со своего пути как неодушевленные препятствия, я намерен действовать соответственно, но в рамках закона. Передайте своей хозяйке, что я и впредь буду исправно платить арендную плату до истечения срока и посажу здесь двух сотрудников на круглосуточное дежурство. Имейте ввиду – с огнетушителями и прочим инвентарем! И ни днем раньше помещение не освобожу. А, кроме того, привлеку к этому скандалу посольство Французской Республики и Общество российско-французской дружбы. И будьте уверены, мне найдется, что предъявить в суде. Наш адвокат окончил университет с отличием.

Мужчина и женщина, переглянувшись, пожали плечами и рассмеялись.

Князь Иван все сделал, как пообещал.

Так прошла еще неделя.

В пятницу он поехал в Воскресенское, под Ярославль, где уже завершались работы по восстановлению тамошней церквушки. Ругал себя, что связался с негодяями в ущерб делу, но, наглядевшись на восставшую из ничего церковь и надышавшись разлитым вокруг покоем, расчувствовался. И впервые в жизни рассказал о своих бедах постороннему человеку. Местному главе администрации, хорошему мужику, активно во всем помогавшему.
Тот выслушал внимательно. Долго молчал, чернея лицом. Да, сказал, все это мне очень знакомо. Потом предложил заехать к нему, пообедать и выпить. Разговор получился безрадостным.

- А самое обидное, Иван Александрович, что эта змея все равно вас ужалит. Даже если ваша возьмет. Приедете в другой раз из Франции, и найдется в вашем багаже пакетик наркотиков, например. Или еще что придумают. У них на пакости большая изобретательность и полная круговая порука, уж мне поверьте. Я здесь всю жизнь живу.

***

Долго Максим не хотел признаваться себе, что все плохо. Наконец, оно само проявилось. Пролезло во все дыры нескладной жизни, растеклось по всем мыслям противным пятном.

Выпал снег, Новый год подошел. Это – зимняя хандра, уговаривал себя Максим, солярное голодание. До праздников, худо-бедно, настроение поддерживалось ожиданием. Он сочинял подарки – маме, Наде, сестре, ее мужу.
Лиде с Наташей купил по елочной игрушке. Отмечали тридцатого, там же, где всегда пили кофе. Он сразу решил напиться и начал с водки, проглотив залпом почти стакан. Были еще трое: шофер Андрей, один грузчик и девушка Лена из соседней палатки. Максим сидел в тесном углу, прижатый к плечу Наташки, подливал ей. Сперва болталось очень весело, только Лида молчала напротив, все более заметно скучная и печальная. «На брудершафт!» – предложил Максим Наталье, от нее, надо признаться, как всегда, одуренно пахло. Наталья, не без удовольствия, осушив стакан, впилась ему в губы – «Ого!»

- Мне понравилось! – прошептал Максим ей в ухо.

- Еще бы! – Наташка кокетливо улыбнулась. – Ешь, давай!

- К черту! Еще хочу!

- Обойдешься. Не будешь закусывать – вообще уйду!

- Буду. Тогда не уйдешь?

- Посмотрим. Сало бери. Оттягивает.

Настроение знакомым образом подправилось. Максим добавлял уже по чуть-чуть и, как обещал, закусывал. Потом пели: «В лесу родилась елочка». И ржали, как дети. Еще что-то пели. Но к тому времени Максима уже повело. Когда исчезли Лида и мужики, он не заметил. Кто-то истошно орал под дверью, Лена мелькала, о чем-то спрашивала. В последний раз Максим запомнил, что отмахнулся от нее, не отрываясь от губ Натальи, хотел послать.

- Что ты делаешь, Макс, обалдел совсем?! – громко шептала Наташа, извиваясь в его руках.

- Я хочу тебя!

- Не надо, Макс!

- Надо!

- Не сейчас!

- Сейчас!

Наташка сопротивлялась, но губы его ловила, прикусывала, пока совсем не сдалась. Слегка отрезвев к финалу, Максим, все же, кончил. Наталья припала к нему, обнимая размякшие плечи.

- Несчастье мое, несчастье мое! Создает же Господь таких красивых мужиков, сил нет!

Хмель почти улетучился, постукивая в висках, когда Максим посадил Наташу в такси, чмокнув на прощание. Мороз ослабел, пошел тихий снег. Подняв воротник и съежившись, Максим зашагал по проезжей части, надеясь проветрить холодным воздухом несвежую голову.

Выспавшись у сестры, он отправился к Наде, по дороге уговаривая себя, что там – все другое, все не так, все иначе. Что ничего, в сущности, не произошло, что ерунда все, пройдет время и забудется.

А после Нового года все стало плохо окончательно. Мысли обо всем, буквально обо всем, оказывались неприятными. От одних тошнило, другие царапали больно.

Первый рабочий день прошел как обычно, но теперь между ним и Наташей что-то такое происходило, что ничем невозможно было прекратить. Молчал ли он или говорил ей что угодно, делал ли вид, что все нормально, или не делал никакого вида – отовсюду торчал напряг. Хотелось закрыть глаза и исчезнуть, как верится маленьким детям. Поэтому с работы он, можно сказать, сбежал, как только время подошло. Быстрей, быстрей, скрыться, не видеть! Но облегчения не дождался. Полупустой вагон метро, плоские сонные лица, шумная компания, из последних сил догуливающая праздники – все раздражало. Зима. Полгода пролетело. Что дальше? Работы, можно считать, нет. Отсюда надо увольняться, теперь-то – уж точно надо. А куда идти? Наивные мысли об учебе давно улетучились – реальнее рассчитывать на выигрыш миллиона. С маминой пенсией можно один раз на рынок сходить. Нет, не надо себе врать: ничего не решилось за прошедшие полгода и не решится уже. Проблем становится все больше. Надя, например. И никаких решений. Ни одного выхода. Тупик.
Эта ее ужасная фраза: «Ты ничего не хочешь мне сказать?» Глупее только еще одна: скажи мне что-нибудь? Будто, действительно, можно сказать что-нибудь! Дерево, мол, за окном, например. Или – кран течет. «Ты ничего не хочешь мне сказать?»

- А что я должен хотеть сказать?

- Не знаю. Тебе нечего?

- Нечего.

- Почему?

- Странный вопрос. Если нечего сказать, значит, и причины нет.

- Почему ты злишься?

- Я не злюсь, с чего ты взяла?

Но он, конечно, злился.  На все ее вопросы, которые теперь были написаны в ее глазах, даже если она молчала. На то, что ее молчание превращалось в один огромный укор вселенского масштаба. И еще больше на то, что молчание ее заканчивалось опять же теми вопросами, от которых хотелось биться головой о стену, настолько они казались бессмысленными и несвоевременными.

Молча они шли вдвоем к Тамаре под Рождество. Ужин был назначен заранее, и отменять его, все равно, не имело смысла. Посидели часа два неплохо, а потом хозяева заторопились, извиняясь, что их ждут друзья – договорились, мол, никак нельзя отказаться и все такое. Максим даже не сразу догадался, что их с Надей, чтобы сделать им приятное, нарочно оставили вдвоем. Эх, знали бы, что именно вдвоем им сейчас не лучше! Надя, едва захлопнулась дверь, снова впала в свое привычное уже оцепенение.

Максим попытался уладить все естественным способом. Но ласки не оживляли Надю, наоборот, она все больше напрягалась и, наконец, оттолкнула его.

- Не хочу здесь!

Максим сел в кресло и включил телевизор.

- Макс!

Он не отозвался.

- Максим, я…

- Ты не хочешь здесь, ты не можешь там – я все знаю.

- Максим! Ты не о чем не хочешь меня спросить?

- Это новая версия, – успел произнести Максим, когда зазвонил телефон.

Он машинально взял трубку и нацелился отвечать, что хозяева будут позже, когда услышал знакомый голос: «С праздником! Это Егор, приятель Максима, я звонил…»

- Привет! И тебя с Праздником! Какими судьбами?

Максим так и не мог припомнить потом, какую фразу сказал тогда Егор по телефону. «Она тебя искала», – или: «Она о тебе спрашивала». Что важно – он, как ему казалось после, почти сразу понял, кто это – она. Ну, может и не сразу, может, и не понял, но что-то в нем необычное произошло в тот момент, что даже точных слов Егора он не запомнил. В общем, «она звала!» Прозвучало значительно, как титул, и было несомненно, по крайней мере для Егора, что, во-первых, и так все понятно, а, во-вторых – подлежит немедленному исполнению. Егор продолжал о месте и времени назначенной встречи, но, как показалось раздраженному Максиму, с лакейским оттенком в голосе.

- Вдова Клико? – переспросил Максим, справляясь с неожиданным волнением и несколько запсиховав («Как пацан, ей-Богу!»). – И что ей от меня надо?

Егор замолчал, очевидно, соображая, на что, собственно, таким резким тоном приятель намекает?

- Знаешь, ты можешь выеживаться и дальше – за это денег не берут. Но и не платят. А Регина, чтоб ты знал – баба нормальная. И очень даже нормальная – может, еще пожалеешь потом.

Максим смутился – «Чего на людей бросаюсь?» Что-то такое подумал, опять же – неизвестно что именно, а в этом «неизвестно чем» что-то не понравилось, что, может, имелось, а, может, и не имелось в виду. Нежности, как у девочек. А человек звонит, между прочим, в праздничный вечер, будто его должно волновать чье-то трудоустройство.

- Да, нет, я… В общем, не обращай внимание. Да я и не понял – речь о работе?

- Естественно! Понимаешь, она подходит ко мне сегодня утром и спрашивает: ваш приятель какой национальности? Черт, я и не въехал сразу, что она про тебя, что она тебя вообще запомнила, так еще и рассмотреть успела! А ты какой национальности, елки, я и не знаю?

- Русский.

- Ну! Я так и сказал. А она: нет, у него восточный разрез глаз! У тебя восточный разрез глаз?

- Восточный. И какая ей разница?

- А, так она живет в Египте!

- Ты же говорил – в Италии?

- Какая Италия! Граф был итальянец, хотя и француз. А она русская, наша. Живет сейчас в Египте, на Красном море.

- Слышишь, Егор, мы, вообще, о чем говорим? Что за ебическая география?

- О работе, елки! Ей нужен охранник с восточным лицом. Ну, там, как узбек, или как араб…

- Или как чукча. Я понял. Но я не узбек.

- Ты мудак! Ей нужен русский. Она русская, понимаешь?

- Нет. Не понимаю. Я – полный мудак. Тебе не кажется, что это слишком сложно?

- Мне ничего не кажется. Мне, чтоб ты знал, это все до задницы, как и все твои проблемы. А если тебе надо – она тебе сама объяснит. Все! Будь здоров!

Максим положил трубку и посмотрел на Надю. Она все время разговора смотрела на него. Внимательно.

- Ну? И что? – спросил Максим, отбивая ее вопросительный взгляд и недовольно соображая, что, видимо, обидел Егора.

- Ничего. Ты не узбек. И не чукча.

- Нехорошо подслушивать чужие разговоры.

- Я не подслушивала. Но и уши не затыкала. Нагрубил человеку. И кто ты теперь?

- Ну, раз уши не затыкала, значит слышала. Полный мудак. Не отказываюсь.

- А кто такая вдова Клико?

- Тетка с бутылки шампанского.

- И все?

- И все. Идем. Провожу тебя домой. Поздно уже. Мне еще к маме ехать.

Оставить комментарий







НОВОСТИ И ОБНОВЛЕНИЯ