ДВЕНАДЦАТЬ ЛУН (часть 1-я)

***

- М-м-м… Алешенька… – просипела старуха, подправляя пальцем вставную верхнюю челюсть, – А есаул, стало быть, женился? В Константинополе, что ли? Или в Париже? Наша? Или француженку взял?

Регина пожала плечами. Какая оплошность, ей и в голову не пришло расспросить о семье господина Семилетова, а ведь нетрудно было предположить, что старуха захочет узнать подробности о прошлом. Или хоть в общих чертах – что-нибудь о своей потерянной родне. Приходилось отвечать молчанием. Старуха встала и, привычно перебирая руками по мебели, загромождавшей и без того тесную хрущевскую кухню, передвинулась к печке, зажгла огонь под почерневшим чайником длинной зажигалкой-пьезо.

- Вот. Удобная вещица. Правнук подарил, – она протянула зажигалку к лицу Регины, – А ты сиди, сиди! Вдвоем здесь ходить тесно. Ничего, что я на «ты»? К моим ста годам, все твои – детские. Значит, сын есаула… Что ж он, совсем не говорит?

- Почти. По-русски только понимает. А произносить может несколько французских слов.

- Почему так? Не знаешь?

Регина не знала.

- Зовут его как, говоришь?

- Алексей, – ответила Регина, хотя имени есаулова сына она до сих пор не называла.

- Алексей, значит. Георгиевич. Как и мой Алешенька был. Сколько ж лет ему? Не раньше двадцать второго. И восьмидесяти может еще не быть. Так?

- Семьдесят три.

- И не старый еще… Моложе моего старшего. Что ж у него, семья, дети есть?

- Дети и внуки. Уже взрослые. Жена умерла. Лет пять назад, – больше, пожалуй, Регина ничего вспомнить не могла, и это-то всплыло случайно, из рассказа мадам Лану. Старуха будто поняла.

- Ты-то сама, француженка или наша? Регина – не пойму, какое имя?

- Наша.

- Есаула, стало быть, не знала? Давно он помер?

- В восьмидесятом.

Старуха, видно, по-своему решила, что гостья была во Франции лишь проездом, и оттого не сможет ей поведать ни о чем. Задумалась.

- Георгий, есаул, деверь мой бывший – красавец был. Как и Алешенька мой, но возмужалее. А я – девчонка. Влюбился он в меня. Сразу, как увидел. Шафером на свадьбе венец держал, говорит: «Опередил ты меня, Алешка!» А другим шафером у меня знаешь, кто был? Сам барон Врангель! Не веришь? Правду говорю. Вот бы раньше кому рассказать! Умора! Мой-то благоверный – комиссар. С Буденным дружбу водил и с Ворошиловым. Не знали они ничего. Никто не знал. Ни про папу, ни про Алешу. Муж только знал. Так мы говорили всем, что, вроде, документы утеряны, что отец мой – инженер из Симферополя, что погиб случайно. Я когда из Крыма выбиралась, от голода и холода совсем обезумела, заболела. Даже и не помнила после, что и как. А Соломон меня на дороге нашел возле Джанкоя. Думал – мертвая, а подошел – дышу. Ну, молоденькая девочка. Пожалел. Велел в обоз взять до лазарета. Потом, конечно, тоже влюбился. Потом, когда я поправилась. Сахар приносил…

Старуха некоторое время помолчала. Все ли ей вспоминалось ясно, или она отыскивала в старательно стертой памяти приметы самого, может, страшного года своей длинной жизни – не все ли равно. Регина решила подождать еще и не спрашивать ни о чем.

- Я ему и про беременность рассказала… Ничего, говорит. Бандитов добьем, отвезу тебя к своим в Екатеринослав. Так и было. Только полгода еще Соломон за махновцами гонялся. И я – с ним. Боялся одну от себя отпускать. Он добрый был, Соломон. В тридцать восьмом скончался скоропостижно – сердце остановилось. Очень я тогда убивалась по нему – жалко было. И его, и себя, и детей. У нас двое родилось, Володя и Гена. Генрих то есть, так моего младшего на самом деле зовут… А тот мальчик умер сразу. На Святки родился и умер. Недельку даже не пожил мой первый сыночек. Умер. Так-то вот…

***

Дела Максима в Москве потихоньку устраивались. Квартиру для мамы он купил в Королеве – однокомнатную хрущевку на первом, почти вросшем в землю этаже. Денег, правда, и на это не хватило, пришлось дозанять. Работа тоже нашлась, почти сразу. Один знакомый вывел его на Арсена, державшего палаточную торговлю у метро Перово. Плюсов в такой работе было немного: весьма произвольный график рабочего времени, продуктовые «подачки» и зарплата, конечно. Получив, впервые за долгое время, деньги на руки, Максим даже повеселел. Во всяком случае, легче стало. Каждое утро, закончив разгрузку ящиков по торговым точкам, он говорил себе, что, вообще-то, у него есть время заняться теперь и поиском другого места, и что обязательно, вот-вот, он этим займется, но всякий раз засыпал в подсобке. Потом пил растворимый кофе с хорошими бабами – Лидой и Наташей, взявшими его под свою опеку. Порой он, действительно, собирался с мыслями и ехал, например, к тому же Егору (на него еще оставалась надежда) или в паспортный стол – Арсен тоже поторапливал с оформлением всех положенных документов, что оказалось непросто и не быстро.

Относительно легко устроился только переезд мамы. Но и то – относительно. Вообще, все так навалилось, что месяц пролетел, как один тяжелый день. Максим привык высыпаться в электричке, все устаканилось, и жизнь вошла в русло, дни стали похожими один на другой.

Русло скорее не нравилось – откровенно говоря, Максим находил его довольно пошлым и противным. В здешнем обществе отношения царили тривиальные, каждый четко знал свое место и места всех прочих по отношению к себе: кому хамить, а перед кем поджимать хвост. Особенно доставал Арсен. В сущности, хозяин был человеком неплохим, не жадным, например и даже уступчивым. Но разговаривал исключительно отборным матом, в хорошем настроении называя своих подопечных вонючими козлами и мокрыми курицами – соответственно полу, а в скверном так прикладывал во весь свой неслабый голос, что с непривычки уши пухли от прилива крови.

Вспышки Арсенова темперамента Максим еще мог находить простительными, но всякий раз вынужденно откликаясь на «вонючего козла» терзался адской мукой унижения и страдал. Это временно, временно! – не переставал он успокаивать себя. Зато теперь можно было возвращаться домой к мамочке – разве не об этом он мечтал еще там, в армии? Зато получалось иногда развеяться вечером с приятелями и заночевать у сестры. Зато была Надя.
А сама работа, став привычной, перестала занимать его мысли – идет, как идет, ну и пусть себе. И здесь были люди, притом попадались неплохие. Болтая за кофе с Лидой и Наташей, он поглядывал на часы, прикидывал, что еще то и это осталось сделать, и время пройдет быстро.

А рядом с Надей ему все казалось хорошо или, по крайней мере, не совсем плохо. Поэтому именно о ней он думал чаще всего. Или даже не думал – он знал, что она есть. То есть, она вообще была для него, круглые сутки, когда ни в мыслях, ни в разговорах это не обнаруживались никак. Даже если им приходилось не видится несколько дней подряд, время шло к встрече. Каждую неделю наступал вечер воскресенья и потом целый понедельник, а значит, все прочее не имело значения, потому что имело смысл.

***

- Ай, да что ты ее слушаешь! – цедила Наташка вполголоса, рассыпая кофе по чашкам, – Нет у нее никакого мужа. Это Арсенов брат, Аслан. Он сейчас отвалил куда-то, ну, может быть, у нее появляется когда, не знаю. У них сразу все закрутилось, а ему что надо? – нормальная баба под боком, спишь в чистом доме, на всем готовом. Она нормальная, ничего не хочу сказать. Не то, чтобы – со всеми, ты не подумай! Аслан тогда бы – ни за что. Они, знаешь, какие брезгливые, кавказцы! Арсен такой же. Себе выбирают почище. Вообще-то, у него семья там, дома. А он – здесь. Они же и не стирают себе сами, не принято у них. Или, чтоб убраться, там, за собой – ни в жисть! По-ихнему, это только женщины должны. А так – все сразу. Ты не думай, я не осуждаю. Только – я не говорила тебе ничего!

- Само собой, – улыбнулся Максим, принимая из рук Наташи чашку.

- А вообще-то, она хорошая, ты не подумай, – добавила та.

- А я и не подумал.

- Что ты так смотришь? Думаешь, я сплетничаю?

Максим снова улыбнулся и опустил глаза в чашку.

- Если хочешь знать, я ее подруга. А то тут тебе такого наговорят всякого! А я – ее подруга. И я правду говорю.

Максим попытался представить себе, кто тут еще может наговорить «такого всякого», кроме самой Натальи, и ему стало смешно. Конечно, людей здесь обреталось немало, но большинство он успел узнать пока лишь по именам. Шоферы, что ли? Все слова, которые он от них до сих пор слышал, лучше вслух не называть, но по пальцам пересчитать можно.

- А ты откуда знаешь?

- Про Лидку? Подруги же мы, говорю!

- Нет. Про кавказцев. Не на собственном опыте?

- Еще чего! – она ни капли не обиделась. – Я при муже, какие проблемы!

- А, что, при муже – никаких проблем?

- Ясно, никаких! Они и не лезут даже.

- Да я не об этом.

- А о чем же, тогда?

- Ну, вот, ты – замужем. Хорошо тебе?

- А че ж – плохо?

- А что хорошего?

- А че ж плохого-то?

- Наташ, я спрашиваю: что хорошего в том, чтобы быть замужем?

«На хрен мне нужно затевать эту тему? Что я хочу от нее услышать? Или ей доказать? Что она пургу несет, и что муж ее – никудышний пьяница? Будто она не знает. И будто я не знаю, куда она клонит».

- Ну, я не знаю, прям. Лучше же с мужем, чем без?

- То есть, лучше, чем просто плохо. Так, что ли?

- А, ты вот о чем, – только теперь обиделась она. – Знаешь, что я тебе скажу… Плохо, там, или не плохо… Много ты понимаешь! Больно умные все стали. А детей как же? А вообще? Знаешь, эти разговоры про философию – все это выдумки. Ничего такого нет другого. Надо нормально жить и не… не представлять из себя! А то – представляют из себя!…

Максим прекрасно понимал, что она хочет сказать. Вошла Лида, а Наташа, не успев остановиться, продолжила, впрочем, сразу переключившись, в расчете на ее присутствие.

- Был тут один такой уже, Гена-аспирант. Дурак дураком, правда же я говорю, помнишь Генку?

- Че это вы? Ну, помню, – Лида поправила прическу и села рядом.

Максим заметил, что она накрашена.

«А раньше? – попытался припомнить он, – Кажется, нет, не красилась. Во всяком случае – не так».

- Все-то у него не по-человечески! Ну – все! Нормального слова не скажет! Или молчит. А посмотреть – занюханный такой весь!

- Да ладно тебе, чего ты? – Лида была в хорошем настроении и Гену-аспиранта явно обсуждать не хотела.

- Ничего. Так. О жизни говорим.

- А!.. Жизнь есть жизнь.

«Глубокое суждение. Смешные они. А Наташка теперь боится, что я проговорюсь. Нервничает».

Но Наташа, тем временем, успокоилась и сменила гнев на милость.

- Мама мне моя говорила: не витай в облаках, упадешь – разобьешься! Я тоже себе представляла все необыкновенное. Я, между прочим, на одни пятерки училась и в институт поступила запросто!

- Что, с золотой медалью? – не поверил Максим.

- Ну… не с золотой медалью – почти, – не решилась соврать Наташа. – А поступила запросто! А потом поняла: а чего хорошего, дальше-то что?

- Да, ладно тебе, – вмешалась умиротворенная Лида. – Институты тоже разные бывают. Сама же говорила, что ребенка родила.

- Ну, я и говорю, а дальше-то что?

- Что дальше, что дальше, – вздохнула и поскучнела Лида. – Ничего дальше! Раньше надо было думать.

- О чем? – не понял Максим.

- Обо всем. Например, институт какой? И что не мужика надо было ловить с первого курса. И не детей рожать. О другом надо было думать.

«Надо же! Не ожидал!»

Лида казалась попроще Наташки. В сравнении с ней подруга, и впрямь, могла бы сойти за медалистку. И одевалась не так безвкусно, и не накрасилась бы так никогда, например. Лида – та почти совсем «от сохи», или от чего там бывают в маленьких поселках городского типа. И что же она сейчас хочет сказать?

- О чем надо было думать, Лида? – спросил Максим еще раз, наклоняясь и заглядывая ей в лицо.

Лида вздохнула снова. Не умела она так сразу выразить, что чуяла лучше, чем понимала. Но она не сомневалась сейчас в своей правоте и потому начала.

- Все мы сами себе портим. В молодости ума нет, одна дурь. А теперь, вот, некуда деваться – идешь в палатку работать. Другим же есть куда? А почему? Учились сначала…

- Да, ладно – учились! Сколько здесь инженеров всяких перебывало, и прочих с дипломами!

- Перебывало, – не сдалась Лида, – Но ушли же! Почти все. И не в этом дело. Мужикам везде проще, конечно, хоть бы и здесь. А тебе вот хорошо здесь?

- Нормально, – буркнула Наташа.

- Нормально. Посмотри, подходят к тебе люди, хотя бы та, что на «Мерседесе», что каждый вечер подъезжает за сигаретами. Три шубы у нее разных. Остальное, вообще все – как в рекламах. Ребенок хорошенький такой. Вот ей – нормально. А не нам с тобой.

- Повезло, – сказала Наташа, уже совеем другим тоном, спокойно. – Удачно замуж вышла.

- Повезло. Всем, кому надо, повезло. А знаешь почему?

- А ты знаешь почему? – посмотрел Максим ей в глаза.

- Знаю. Не с того надо было начинать!

Оставить комментарий







НОВОСТИ И ОБНОВЛЕНИЯ