Отрывки из начала нового романа “Русский сад”

Молодой человек разглядывал розы в цветочной лавке на Rue Lepic. Он прибыл в Париж накануне во второй половине дня, поселился в хороших меблированных комнатах вблизи площади Альма, а сегодня с утра вышел прогуляться. И, конечно же, направился первым делом на Монмартр, мекку художников и поэтов всего мира, а кто же в 20 лет не чувствует себя художником и поэтом в полном соответствии с поэтическим и творческим духом нового двадцатого века. В цветочную лавку молодой человек зашел неслучайно. А не торопился выйти и продолжить свой путь потому, что два объекта здесь весьма его заинтересовали: необычного цвета персидские розы и юная девушка, стоявшая за прилавком.
Девушка и розы были не просто хороши, даже великолепны, они в некотором роде были особенными, о чем мы еще успеем поведать подробнее несколько позже. Но сначала нам следует поближе познакомиться с самим молодым человеком, нашим героем.

Прежде всего скажем, что звали его Алексеем Кирилловичем, и был он русским, хотя носил фамилию немецкую с приставкой «фон» и титулом барона. Отец его, Кирилл Павлович, был внуком барона Андрея Евграфовича фон Деллиннов, адмирала и героя, известного немалыми заслугами в устроении русского флота. Матушка происходила из заволжских купцов, ставших за три поколения богатыми заводчиками. Вообще же знаменитыми и доблестными предками родословная Алексея Кирилловича буквально изобиловала как по немецкой обрусевшей линии прадеда, так и по линии прабабушки, урожденной княжны Тархановой. Но дед нашего героя, Павел Андреевич, четвертый сын Андрея Евграфовича, окончив, как и братья, Морской кадетский корпус, военной карьеры для себя не пожелал, и прожил ничем не примечательную и негероическую жизнь обывателя, прервав тем славную семейную традицию. К тридцати годам он оставил Петербург и поселился в скромно обустроенном имении на юге Екатеринославской губернии. Там он без благословения обвенчался с некой девицей Агриппиной из крестьянского сословия, от которой имел единственного сына, нареченного Кириллом, через три с половиной года овдовел, а еще через семь лет умер.
Четыре сына и две дочери славного адмирала, увы, не произвели на свет столь же многочисленного потомства. От дочерей он имел четверых внуков, поровну мужского и женского пола, носивших, разумеется, иные фамилии. Молодая жена старшего сына умерла первыми родами вместе с нерожденным младенцем, после чего овдовевший более решил не вступать в брак, целиком посвятив себя службе. Второй сын адмирала стал отцом трех прелестных дочерей, тоже, само собой, не способных дать продолжения роду. Третий погиб двадцати трех лет от роду при осаде Севастополя. Потому единственным бароном фон Деллиннов в третьем после адмирала поколении оказался сын непутевого младшего Павла.
Кирилл Павлович, отец нашего героя, энергичным и деятельным характером пошел скорее в деда, чем в отца, хотя родовой склонности к военно-морскому делу, все же, не унаследовал. С 12 лет он воспитывался в доме бездетного дяди Евграфа Андреевича, контр-адмирала в отставке. Забрав осиротевшего племенника из степной глуши  к себе в Санкт-Петербург, Евграф Андреевич нашел его состояние плачевным для отроческого возраста: беспорядочное домашнее обучение и воспитание мало способствовали развитию ума и натуры. Между тем, мальчик обладал хорошими врожденными способностями, которые Евграф Андреевич относил на счет полукрестьянского происхождения, укрепившего благородную ветвь вливанием «народной крови». (Контр-адмирал старался держаться прогрессивных взглядов, а потому полагал, что, раз уж так вышло, то стыдиться родства со своим народом – последнее дело.) Но что есть дикая порода без культивирования? – только целина, поросшая сорняком. Потому немедля дядюшка занялся развитием и образованием отпрыска, намереваясь максимально наверстать все упущенное. Таким образом, благодаря горестной перемене жизни вольное дитя приазовских степей Кирилл Павлович за пять лет приобщения к наукам и дисциплине с отличием окончил полный гимназический курс, усвоил высокие идеалы служения Отчизне и поступил на учёбу в немецкий Дерптский университет на юридическое отделение.
Профиль обучения Кириллом Павловичем был избран самостоятельно. Дядя не противился его решению, хотя в глубине души старому служаке было жаль, что в племяннике так и не проявилась наследственная приверженность флоту. Наверно «народная кровь» победила ослабевшую в его отце породу и задала иное призвание: Кирилл видел будущность России в развитии земского управления, мечтал о конституции и, тайно от дяди, даже о республиканском парламентаризме – старик не одобрил бы столь радикального вольнодумства.
Каникулярное время будущий государственный деятель, либерал по убеждениям, посвящал знакомству с реальной жизнью южных губерний, Екатеринославской и Таврической, где располагались наследуемые им имения. Посещения отцовского Липового Плёса в Мариупольском уезде возбуждали в нем чувства сильные и противоречивые. Солнечные теплые воспоминания раннего детства – эту нежность и болезненную тоску он слишком глубоко хранил в своей душе. У могил родителей почти зажившая рана сердца непременно обнажалась и саднила, бередя непоправимостью давней потери. Дабы не подвергать испытаниям крепость духа, Кирилл Павлович никогда не оставался в Липовом Плёсе дольше двух дней.
В Таврические земли, напротив, Кирилл фон Деллиннов впервые попал уже во взрослом возрасте. И здесь мы сделаем еще одно небольшое отступление назад во времени, прежде чем вернемся к молодому человеку, оставленному нами в цветочном магазине на Монмартре.

Полторы тысячи десятин земли вокруг татарского селения Карасардар, отнесенные позже к Феодосийскому уезду, были пожалованы отцу адмирала фон Деллиннов еще государыней Екатериной Великой. В натуральном виде сей высочайший подарок представлял собой голую степь с соленым берегом Гнилого Моря и мизерным числом населения, занятого, в основном, скотоводством. За целый почти век никто из фон Деллиннов не проявил к означенным угодьям никакого практического интереса. Первым побывал там сам адмирал на закате своих дней после гибели сына Петра, по завершении трагической для России Крымской кампании. Остановившись первоначально в Феодосии, при взятии которой некогда прославился его отец, адмирал отправился южным берегом до Балаклавы, делая по пути остановки в поселениях и гостевых домах греческого батальона. Через неделю он добрался до Ялты, где был приглашен графом Львом Севериновичем Потоцким погостить в имении Ливадия, в Малом доме, приспособленном для принятия высоких гостей.
В имении Потоцкого на сорока десятинах вокруг двух домов, Большого и Малого, разбит был роскошный парк, равного по красоте которому адмиралу прежде видеть не приходилось. Планировка и устроение парка, любовно задуманного и созданного в великолепном природном ландшафте, восхитили его суровый дух. Величественные ливанские и гималайские кедры, могучие дубы и орехи, аллеи стройных кипарисов и лавров, цветущие магнолии, искусно устроенные куртины, лужайки и роскошные цветочные клумбы, блистающая до горизонта гладь моря под щедрым и ласковым солнцем, разлитые в согретом воздухе райские ароматы, живая и легкая терпкость вин из хозяйских погребов – к исходу третьего дня гостевания душевная боль адмирала почти совершенно успокоилась. Имея в виду дальнейшее продолжение путешествия, адмирал медлил с отъездом еще неделю.
- Как бы я хотел провести в таком же благословенном раю остаток своих дней, – признался адмирал гостеприимному хозяину за прощальным ужином накануне объявленного отъезда, прежде воспев заздравным тостом хвалу великолепию его Ливадии и посетовав, что дражайшая супруга Катерина Сергеевна лишена возможности наслаждаться заодно с ним этим редким удовольствием.
- За чем же дело стало, ваше сиятельство?.. – ответствовал Потоцкий и сначала сообщил, что будет всегда рад принимать у себя адмирала с баронессой, а потом подробно поведал о том, какие угодья как раз нынче можно приобрести в собственность в близлежащих окрестностях, от Гурзуфа до Алупки, чтобы тоже устроить себе подобный же парадиз, если зародилось в уме такое желание.
Сто десятин общим числом удобной и неудобной земли в Нижней Массандре, входившие в обширные владения светлейшего князя Воронцова, только недавно снова были обмежеваны и отошли казне. Некогда на сем участке графиней Софьей Потоцкой был заложен беспримерных размеров парк. Но графиня умерла еще при Александре Благословенном, не успев осуществить своих планов, а земля перешла в наследство дочери, нисколько ею не интересовавшейся. От нее несостоявшийся парк снова перешел в казенное управление, а после достался Воронцовым, более уделявшим внимание Массандре Средней и Верхней, где разбиты были виноградники, основаны погреба и строился в английском стиле дворец. В виду же низкой доходности угодий, требовавших немалых затрат на развитие и поддержание, нижний участок, непригодный для высадки виноградников, снова остался без должного попечения и, в который уже раз став казенным, был объявлен в торги.
Адмирал, осмотревший еще земли в Васильевке и близ Алупки, нашел заброшенный Массандровский парк весьма премилым и похожим на так понравившееся Ливадийское имение. По дороге в Балаклаву он досконально все обдумал и решился выкупить Нижнюю.
Купчую оформили без промедления, адмирал возвратился в Санкт-Петербург с приятной новостью о приобретении и прожектами строительства, но всего-то через неполных пять месяцев, на Святки, скончался. Вторым фон Деллиннов, посетившим Крым, стал Кирилл Павлович.
Простившись, как обычно в печальном настроении, с изрядно обветшавшим родительским Липовым Плёсом, Кирилл Павлович направился в Таврическую губернию, еще не зная, что едет навстречу своей судьбе во всех смыслах.
Во-первых, Таврия совершенно очаровала его. Шел уже 89-й год, многое изменилось с тех поздних николаевских времен. Не та безлюдная пустыня встретила молодого наследника, которую видел в последнее лето жизни его славный дед: повсюду шло строительство, отмеченное достижениями прогресса, а высочайшее внимание придало южному побережью достаточно столичного блеска, чтобы приохотить сюда уйму всякого народа всех сословий и состояния. Посетив первым делом владение в Карасардаре, Кирилл Павлович усмотрел в нем большую перспективную пользу – о лечении недугов минеральной соленой грязью ему уже приходилось читать в немецких журналах. А Нижняя Массандра покорила наследника окончательно.
Вторым же судьбоносным событием стало знакомство в гостях у губернатора с женой и дочерью заводчика Ивана Савватеевича Кожемятова, гостившими у губернаторши, чья покойная матушка приходилась госпоже Кожемятовой крестной. Не стоит отдельно разъяснять значение этого знакомства: той же осенью Кирилл Павлович и Аполлинария Ивановна сочетались законным браком с легкой руки губернаторши, по-родственному молодых сосватавшей, и к великому удовольствию обоих семейств. Евграф Андреевич успел благословить молодых буквально сходя в гроб: контр-адмирал не дождался рождения внучатого племянника и почил с миром в самом начале Великого поста.
Дальнейшая жизнь Кирилла Павловича несколько разошлась с его честолюбивыми юношескими планами. Вскоре он совсем оставил мысли о государственной службе ради реформаций и общественного прогресса, хотя земскими делами, как первейшим гражданским долгом, никогда не пренебрегал и прилагал к ним много усердия. Более же всего его влекли хозяйственные заботы о состоянии Мариупольского и обоих Таврических имений. При деятельном участии тестя отстроен был в Нижней Массандре великолепный дом на тридцать комнат  с электрификацией динамо-машинами Сименса (в новом столетии замененными более экономичными двигателями Дизеля), подачей воды из резервуаров и служебными строениями со стороны дороги, и начались работы по новому возделыванию парка. Имение назвали «Софией», отдав таким образом дань памяти первой его созидательницы. В прибрежной части имения возобновили розарий, с западной стороны задумывался общедоступный сад с аллеями для гуляний публики и лестничными спусками к морским купальням. В Карасардаре, так же с содействием тестя и доктора Меркулова, молодого, но уже известного ученого и деятеля народного здравоохранения, заложили грязелечебницу.
Год за годом воплощая в жизнь намеченное, Кирилл Павлович все более убеждался в практическом значении смысла человеческой жизни. Через 17 лет, провожая единственного сына Алексея на учебу в тот же, бывший Дерптский, а с недавних пор Юрьевский университет, напутствовал его речью именно в таком духе: забота о благе государства состоит в том, чтобы каждый гражданин, в меру отпущенных талантов и полученных знаний, облагораживал и применял природные богатства для пользы народа, умножая тем благосостояние и красоту Отечества.

Такова вкратце предыстория того молодого человека, который летом 1913 года зашел в цветочную лавку Боннар на Rue Lepic. Мы для того так надолго оставили его, увлекшись пересказом давно минувших и не с ним лично происходивших событий, что уверены в их определяющем значении для настоящего и будущего нашего героя. Итак, Алексей Кириллович фон Деллиннов, потомок немецких баронов, русских бояр, крестьян и купцов, богатый наследник, только что окончивший обучение на естественном факультете Юрьевского университета, решился, наконец, заговорить с очаровательной цветочницей:
- Какой дивный цвет у ваших персидских роз! Это чудо, персидские розы никогда не имеют оттенка охры!
Дивным, если признаться, Алексею Кирилловичу показался не только оттенок цветочных лепестков, но и весь вид стоявшей за прилавком юной особы. Девушка, и без того уже смущенная присутствием этого красивого господина, оказавшегося, судя по акценту, иностранцем, еще гуще покрылась смуглым румянцем, понимая, что ее смущение слишком ему заметно.
- Ах, да. Вы правы. Это персидские розы.
Иностранец, среди всех роз в лавке заметивший скромные цветы, необычность которых мог оценить только знаток, как назло, не сводил с ее пылающего лица своих ярко-синих глаз.
- Так, откуда же они, если не секрет?
- Из нашего сада в Клермон-Ферране, мсье. Их вырастил мой отец.
- Передайте мое восхищение вашему отцу, мадмуазель. Я, видите ли, с детских лет знаком с разведением роз и хорошо знаю этот кустарник, в наших условиях он весьма полезен для прививки. Позвольте представиться: Алексей фон Деллиннов.
«Надо назвать в ответ свое имя? Или это неприлично?..» Девушка в замешательстве посмотрела по сторонам, как будто кто-то мог бы подсказать ей, как следует поступить сейчас, но никого кроме них двоих в лавке не было. Наверно, решив, что в отсутствие наблюдателей осудить ее все равно некому, она опустила глаза и тихонько сказала:
- Дезире-Клеманс. Дезире-Клеманс Боннар, мсье. Очень приятно…

Оставить комментарий







НОВОСТИ И ОБНОВЛЕНИЯ