Первая учительница

Её звали Евгенией Ивановной. Она пришла знакомиться к нам домой ещё до начала учебного года. Потому что у неё были опыт и авторитет. А ещё мама откуда-то узнала, что Евгения Ивановна – “учитель до мозга костей”, о чём с восторгом многократно рассказывала всем знакомым. До мозга костей! Мама была счастлива, что нам так повезло.

Опыт тогдашним нашим учителям выпал нешуточный: новая образовательная программа-трёхлетка; никаких прописей, карандашей и косых линеек, при том, что большинство дошколят в те времена ещё не учили читать. И самое многочисленное поколение, до сорока человек в классе. Она справилась – букварь к сроку осилили все. С письмом было сложнее: авторучки текли, засыхали, царапали бумагу, а буквы без поддержки направляющих валились в разные стороны и спутывались кривыми крючками. Но и тут костистый мозговой талант потомственного педагога оказался на высоте. А ещё предстояло обучить всё младое племя складывать и отнимать количества без яблок и палочек, одними ментально чуждыми арабскими цифрами и знаками. Она никогда не кричала. Иногда улыбалась. Не так, как в день знакомства родителям, сдержано. Честно, сегодня я ей сочувствую и восторгаюсь. Но тогда откровенно скучала.

Впрочем, ходить в школу за “пятёрками” было приятно. Сначала их ставили только в тетрадях. Потом за пять тетрадных “пятёрок” полагалась одна в дневнике. Я скопидомничала, напоминала: вот, у меня уже накопилось, ставьте! Первое время Евгения Ивановна охотно отмечала мои успехи вслух и хвалила. Потом ей, видимо, надоело. То одну из “пятёрок” по письму она объявляла “с натяжечкой”, потому что хвостик буквы почти зашёл за поля, то цифры вышли неказистыми, отчего для комплекта требовалась шестая, полноценная “пятёрка”. Другим удавалось получать “пятёрки” за ответ у доски, но меня она почти не вызывала. Помню только один раз, когда урок чтения посетил директор. Я тянула руку, отрывая локоть от парты, хотя так поступают только выскочки – таких Евгения Ивановна игнорировала в воспитательных целях. Строгая! Нет, я не обижалась. Ведь наших рук много, а она одна. Я её обожала.

Стихи наизусть вызывали отвечать всех. Счастье, когда не по списку, ведь моя фамилия почти в самом конце. И в любом случае приходилось тридцать пять раз выслушать одни и те же слова, а кто-то мямлит и заикается, растягивая бесконечное пустое время, а потом звонок, и значит, моя очередь подойдёт только в следующий раз…  Однажды, не помню, в первом классе, или уже во втором, она, вызвав меня, спросила: “Ты учила стихотворение?” Нет, честное слово, она именно так спросила: “Ты учила..?” – “Нет”. Я удивилась. Зачем? И начала читать, но Евгения Ивановна меня оборвала: “Садись!”

Я ничего не поняла. Почему? Лицо её запеклось страшной серой маской. “Садись!..” Если бы поставила “двойку”, то я бы, наверно, взбунтовалась. А так – у меня не нашлось ни слов, ни смелости возражать. Но обидно было до слёз. Разве она не знала, что я вообще всё запоминала тогда наизусть с первого прочтения и на слух? Но она не дала мне прочесть стихотворение,  а “двойку” не поставила. То есть, всё же, знала? Что это было? Вразумление последовало после урока. Мне было строго указано, что уроки следует дома учить – учить! – а не пользоваться своей хорошей памятью. Потому, что просто пользоваться памятью нечестно. Я отчасти согласилась, что нечестно. Правда, заучивать что-то начала только лет через пять.

Однажды зимой, когда уже стемнело, я решила зайти в школу на продлёнку. Просто так – было холодно, а в школе горел свет. В продлёнку записывали тех, у кого родители работали во вторую смену. Я знала, что там некоторые одноклассники есть, и с ними Евгения Ивановна. Наверно, играют в какие-то игры после домашнего задания. Вот и зашла.  Увидела родную, высокую, сухую фигуру в любимом бирюзовом костюме и побежала к ней: “Евгения Ивановна!..” … Никогда больше я не видела такой судороги ненависти ни на чьём лице. При виде меня её перекосило, аж кости задрожали. Мало того, она заорала, чтобы я шла вон отсюда. Не сдержалась, наконец.

Евгения Ивановна не была замужем, и детей у неё не было. Конечно, я знала фамилию нашей одноклассницы Нади, и что она приходилась Евгении Ивановне родной племянницей. Тётя хорошо подготовила Надю к школе: научила читать, считать и писать. В классе была к ней строга и требовательна, проявляя старую учительскую закалку. Вызывая к доске, поблажек не давала. Надя старалась и соответствовала. По-моему, в её дневнике тоже были одни только пятёрки. Немножко меньше, чем у меня.