Украинизация и государственная независимость: шашечки или ехать?

Беда наша и Украины в том, что на переломном историческом этапе интересы киевской политической элиты и либерально-демократически настроенных слоев населения совпали с интересами небольшой, но весьма активной группы западных националистов.

В декабре 1991 года большая часть граждан Украины проголосовала за независимость. Здесь не было подтасовок, люди с воодушевлением восприняли идею построения собственного государства, экономически самостоятельного, живущего без оглядки на вышестоящего начальника в Москве, не зависящего от далеких кремлевских подковерных интриг. Вряд ли хоть кто-то заблуждался насчет мотивов киевских аппаратчиков: удельный князек и его приближенные захотели стать сами себе хозяевами, ничего удивительного. Это неизбежное зло справедливо казалось меньшим. Чем компактнее государство, тем ближе к народу верховная власть, тем легче ее заставить с этим народом считаться. В возможность националистической истерии никто на Восточной Украине всерьез не верил, по себе судили.

Недостающим катализатором “украинизаторских” настроений выступила Россия. Вместо того чтобы заодно с украинскими братьями порадоваться свободе от идеологического диктата и начать обустраивать собственное хозяйство, россияне обиделись – ах, так вы нас бросаете?!. Не только политическая элита, но и почти весь народ России оскорбился нежеланием украинцев и дальше ждать на все указаний из Кремля. Невыносимой оказалась для коренного томича мысль, что его брат харьковчанин отныне будет подчиняться не тому же Ельцину, а кому-то другому. В ход пошли страшно убедительные исторические доказательства, что никакой Украины никогда на свете не было, а значит, и быть не должно.

Нисколько не сомневаясь в первом тезисе. Но уже семнадцать лет не могу понять, как из него следует второй?

Но видимо новая украинская власть сама себе не казалась легитимной, потому бросилась зачем-то свою легитимность москалям всячески доказывать. На улице национально-озабоченных  товарищей, закомплексованных своей мнимой второсортностью, настал таки праздник. Те же аппаратчики всех уровней, которые прежде справедливо не считали идейных националистов вполне психически здоровыми, востребовали их идеи в полном объеме и сами наперегонки позаписывались в “национально-свидомые”.

Идеологически нейтральная идея государственного строительства сменилась мифологической идеей “национального возрождения”. В этой парадигме требуются доказательства исторической оправданности. То есть, доказательства существования в прошлом того, что теперь нужно возрождать.

Проблема языка – отсюда.

Казалось бы, ну зачем вообще нужно доказывать, что никакого украинского языка в исторически обозримом прошлом не существовало. Как не существовало и Украины в качестве отдельного государства – никогда, кроме краткого послереволюционного периода, вызвавшего к жизни много временных новообразований – Поволжская республика, Дальневосточная и т.д. Каким образом несуществование государства в прошлом отрицает возможность его образования в настоящем? Да, никаким! СССР был признан мировым сообществом, Украина являлась одной из его создательниц, сохраняющей за собой право на выход из состава. Но даже этого не потребовалось – союзный договор был законно денонсирован. Зачем понадобилось эксгумировать дурнопахнущие идеи, совершенно чуждые основной массе населения?

Современная украинская мифология утверждает, что в некие прежние времена существовало украинское государство (киевское, казацкое, гетьманское…), в котором якобы все разговаривали только на украинском языке. А потом, после достопамятного 1654 года хитрые и коварные “москали” развернули кампанию по навязыванию доверчивым украинцам чуждого им, иностранного русского языка. Впрочем, даже те, кто внедряет в народное сознание этот миф, не смогут отрицать всерьез, что никто сотни лет назад по-украински не говорил, как и по-русски, конечно. В реальности на обширной восточноевропейской территории существовало множество диалектов, характеристики которых объясняются в каждом случае влиянием множества факторов. Речь северных областей подвергалась влиянию ассимилируемых народов. На юго-западе существенным оказалось литовско-польское влияние. На протяжении нескольких веков повсеместно в русских землях существовало фактическое двуязычие: разговорным языком были местные диалекты, а в качестве общего для всех письменного языка использовался церковнославянский.

С перенесением политического центра в Москву некоторая приоритетность утвердилась за диалектом московского региона. Что абсолютно еще не означало тогда его уравнения в правах с книжным языком. В 17-м веке казацкие страршины и новгородские торговые люди пользовались одинаковым письмом, хотя имели различные произношения и множества собственных диалектизмов. А в 18-м “лингва франка” академии и университета стали греческий и латынь.

Но в цивилизационном процессе участвовал и развивался именно общерусский язык, а не чей-то “национальный”. Абсолютно все крестьянство, составлявшее 90% населения Российской Империи говорило не на нем, а, как и прежде, на местных диалектах.

Идея “украинства” как отдельной национальной общности, видимо, обязана своим появлением на свет польско-австровенгерскому влиянию, в котором разночинство зарождалось на несколько отличных от центральной России позициях. Здесь этнические отличия (во многом сформированные западными влияниями) традиционно противопоставлялись русскому самодержавию и потому абсолютизировались как “прогрессивные”. Любопытно, что русское либеральное общество, которому в голову бы не пришло слушать самодеятельные вирши какого-нибудь поволжского мужика, охотно способствовало популяризации поэзии на мове.

С другой стороны, Австро-Венгрия готова была всячески поощрять обособление украинской народности, становление отдельного, “не-русского” самосознания у населения своей провинции. В таких “парниковых” условиях грех было не возникнуть хотя бы группке “украинизаторов”, делающих себе на этой теме политический и вполне реальный капитал. В последнем десятилетии 19-го века галицкое Педагогическон общество, общество имени Шевченко и редколлегия журнала “Народ” совместно потрудились над правилами фонетического письма украинского языка – “Правопысом” (таким образом его собственно конституируя). Мотивация австрийских благодетелей была предельно проста: “Галиции и лучше, и безопаснее не пользоваться тем самым правописанием, какое принято в России”.  В 1893 году австрийский парламент официально утвердил фонетическое письмо украинского языка.

Разумеется, украинизаторы не остановились только на фонетике. Были сделаны и графические изменения. Из алфавита они выбросили буквы “Ы”, “Э”, “Ъ”,”"Ѣ” (ять) и добавили “Ї” (йи), “Є” и “Ґ”(твердый “г”). Кроме того, изменялось написание некоторых звуков: “Ы” на “И”, “И” на “І”, “Е” на “Є”, “Э” на “Е”, “Ъ” в средине слова на апостроф.

Но и в этом виде новый украинский язык не сильно отличался от общего русского. Поэтому творцы новояза стали выбрасывать слова, хоть немного напоминающие русские и заменять их заимствованными из польского и немецкого. А когда и этого оказывалось недостаточно по причине одинакового произношения – придумывать новые.

Ознакомившись с трудом главного творца украинского новояза М. Грушевского десятитомной “Историей Украины-Руси”, классик украинской словесности и известный украинофил Иван Нечуй-Левицкий назвал это творение “страшною мовой”.

Но то было еще только начало.

 

(Окончание последует…)

Оставить комментарий







НОВОСТИ И ОБНОВЛЕНИЯ