Предощущение

Разговор шел о том, что наша культура утратила былую литературоцентричность. Мнения расходились в оценке этого факта.

Ну утратила и утратила, думала про себя я. Той литературоцентричности от силы два века, с очень большой натяжкой – три. Обходились же как-то.

А вот что интересно. По-моему, состояние литературы – лишь одна деталь слона, которого мы ощупываем вслепую. А он уже вошел в нашу посудную лавку. Я думаю, мы видим сейчас трансформацию нашей культуры вообще. Тысячелетия она развивалась, менялась, но сохраняла преемственность. Как дерево растет из одного семени, оставаясь собой. В конце концов оно умирает: ствол и ветви засыхают, листья опадают в последний раз, омертвевшие корни идут в перегной. Нет, это не прогноз, это уже произошло.

Наша европейская ( в известной степени – глобальная) культура была культурой обезболивания и вопроса о смысле. В течение всей земной жизни человек страдал, выбивался из сил и посредством культуры соизмерял свою конечность с бесконечностью мироздания. Но если боль как симптом отделить от вопроса о смысле и первопричине, то обезболивание превращается в проблему исключительно технологическую. Именно как таковая она уже решена – средства найдены. Вопрос о смысле и причине боли снят с повестки дня.

Но традиция инерционна. Некоторое время она передается от поколения к поколению, воспроизводится, хотя зачем она нужна объяснить становится все трудней. Система табу не выдерживает натиска рациональной критики: запреты ограничивают способы получения удовольствия, а их нарушение уже не ведет к болевому шоку. А творчество как восхождение? Помилуйте, к чему восходить, когда каждый слабоумный без запинок повторяет новый “символ веры” – каждый имеет право на собственную индивидуальную истину и по ней устанавливает сам себе нравственные и эстетические критерии.

Для перехода в это состояние человечеству понадобился весь двадцатый век. Это был не перелом, после которого кости, как-никак, но срастаются. Мы пережили перерождение. Мутацию. В острой форме, с большими потерями в ходе естественного отбора. Люди погибшей культуры уже отбракованы. Доживая свой век, мы окажемся свидетелями становление культуры принципиально новой. Какой она будет – не знаю. Могу только смутно угадывать некие её контуры. Они настолько чуждые, что недавние инопланетные фантазии покажутся сущим вздором.